5.22 - 6.01

[severnayazvezda61889016]

девочки, поздравившие меня, еще раз спасибо, это вам, если понравиться

As when i am laid in earth












«As when i am laid in earth»





Воскресенье. Полдень. В гараже тишина. Благословенная, прохладная, застывшая, без смеха, женского, детского, любого и он безвольно приваливается к брезентовому боку импалы.
В голове шумит диким темным прибоем, и сердце бьется глухо и быстро, зажатое в тисках боли.
Из чуть приоткрытого окна веет теплом и душным запахом цветов.
Где-то не очень далеко Бен монотонно стучит мячом о стену и Дин с ужасающе невыносимой тоской стонет, распластываясь по полу. Аттракционы, кино, пицца, он обещал им всю неделю, он знает, но…
- Дин…милый.
Будто совсем рядом проплывает голос Лизы, мягкий, встревоженный:
- Бенни, детка, ты не видел Дина?
- Нет. Он исчез куда-то. Опять.
- Может в гараже?
- Неа, там заперто, я проверял. Мам, он ведь обещал…
В голосе парнишки слышится обида, такая явная и непримиримая, что Дин ощущает укол вины. Ровно на одну секунду.
Ручка двери дергается, будто в судорожном припадке пару раз и замирает.
- Ладно, - что- то в ее голосе гаснет, - я хотела…но ладно, пусть.
- Бен, малыш, ты не хочешь блинчиков? С джемом?

Дин выдыхает.
Это его время, время, когда можно убрать с губ улыбку, из глаз напускной кураж и отдаться боли, позволить ей делать с ним что угодно. Позволить ей вымотать себя до состояния прозрачности и полости и под конец дать ей стечь на пол сгустком темной желчи. И снова стать подобием человека, до следующего приступа.
Ни разу за все время он не произнес имя брата, даже наедине с собой, оно запеклось внутри черно-багровой коркой(вот откуда этот вечный металлический привкус во рту) и произнести его - мука адская.
И плакать он не может, влага в слезных каналах теперь пересыхает до сухого скрипа. Слезы кипят внутри и жгут как кислота. Кажется им никогда не найти выхода.
Кажется это почти смерть. Хуже чем проснутся живым в гробу.
« Боже, - еле слышно шелестит он свою мантру, - боже….дай мне сил…
И не выдерживая, скрипит зубами, - больно, господи боже, как же больно….не могу больше….не смогу…
Он сворачивается на полу, скручивается. Долго лежит, пытаясь совладать с безжалостной болью, которая стучит в виски, грубо тычется под сердце плохо соструганным колом, тяжко ворочается внутри, заставляя желудок сжиматься.
Дин глубоко вдыхает тошнотворно-сладкий воздух, раз, другой, третий и откидывает голову назад. Его взгляд останавливается и стекленеет.
Воспоминания, вот что у него осталось. Его анестезия. Цветное и яркое кино, от которого кружит голову и наступает… нет, не исцеление, но недолгое успокоение.
Путешествие назад. Туда, далеко. Туда, где есть Сэм. Еще есть.
Немалый объем памятных моментов позволяет потеряться там, в прошлом навсегда. Может однажды он так и сделает и Лиза с Беном найдут его на полу в глубокой коме.
Воспоминания, от самых горячих до невинных и трогательно-смешных. Бытовых, обычных, даже, скучных.
Сегодня он выуживает из памяти одно. Их последний раз.

- Иисусе, потише, Дин, - Сэм невольно стонет, - я тебя уже в горле чувствую.
Дин сзади издал непонятный звук, сам не понял, то ли хмыкнул, то ли усмехнулся.
- Сам же всегда твердишь - глубже, глубже. Вот я и стараюсь.
Они устроились на боку, Сэм упирается обеими руками в стену, пока Дин бешено работает бедрами, вминаясь пальцами брату в плечи.
- Вот так? - Дин сбавляет темп и крепко целует брата в шею.
- У тебя губы колючие. Щекотно, - хихикает Сэм и дергается.
Они на севере Монтаны. Холодно и у Дина обветрены губы и щеки. И обычно гладкая кожа на скулах шелушится от ледяного ветра. А губы вообще как наждак, но он не перестает их облизывать. Скоро уже со скрежетом.
- Колючие, губы? - тихо смеется Дин и останавливается.
Они замирают, потом тянутся друг к другу ртами и уже не могут разлепится.
- Давай так, - бормочет Дин, выходит из брата, укладывает на спину и, торопясь, входит вновь.
Сэм закидывает руки за голову и тесно обвивает брата ногами…
Уже почти утро, им надо бы освободить номер и ехать к Бобби, в соседний штат. По чертовому холоду. Дин смотрит на часы и приподнимется, заранее ежась.
На улице чуть выше нуля, в комнате холодно, а под одеялом тепло, почти жарко и вылезать не хочется.
- Погоди, Дин, - Сэм тянет его обратно, горячей рукой за плечо, - успеем, еще минутку.
- Вставай, Сэмми, Бобби ждет, и я жрать хочу, - говорит Дин и это звучит почти жалобно. Он оглядывает пол в поисках своей одежды, раздевались они ночью в спешке и ночник не зажигали.
Майка на столе, возле ноутбука. Джинсы у дверей в ванную. Дин хмыкает и спускает одну ногу на прикроватный коврик.
- Это не новость, ты всегда хочешь жрать, - Сэм плотоядно оскаливается и откидывает одеяло. А там только что не дымится - его член вздыблен и течет, - а тут кое-кто снова желает близкого контакта. И вот это-то точно не ждет.
Дин оборачивается и снова касается языком пересохших губ.
И ныряет обратно…
Дин облизывает губы и не сразу осознает, что улыбается. Губы сами разъезжаются в стороны, а член неумолимо твердеет. Боже, с Лизой он всегда старается не думать о Сэме, поэтому иногда у него не получается. А сейчас…
Он ерзает, чувствуя отклик тела. Открывает глаза и почти сразу вновь закрывает.
- У тебя на груди ровно три волоса, - сообщил Сэм, постукивая указательным пальцем по груди брата, - им даже можно дать имена.
- Как насчет : Сэм, Сэмми и Сэмуэль.
- Это ведь одно имя, - возразил Сэм, губами цепляя тонкие волоски, - а их целых три.
- Да, но оно самое любимое. Твое.
- О…
Он тяжело встает, расставляет ноги и встряхивает головой, возвращаясь. Сияние сэмовой улыбки в его голове тает, постепенно сходя на нет.
И Дин продолжает ее, растягивая свои дрожащие непослушные губы.